Прапор

В хлопотах по оформлению собственности, а потом и по ее сносу быстро прошли осенние месяцы, и наступила ранняя зима. Снег выпал в ноябре, в тот самый момент, когда на участок Доктора въехали строители. Поставили бытовку, но начать стройку они не могли из-за отсутствия электричества.

Тогда-то Доктор и познакомился со вторым соседом – не с тем, который был в пиджаке с галстуком, а со вторым – в застиранных военных обносках.

Еще тогда – при первой встрече – он показался ему знакомым: так сильно на кого-то смахивал. И только позже, приехав домой, сообразил, что дед тот, как две капли воды, был похож на каптерщика – прапорщика, из-за которого он в академии отсидел десять суток на гауптвахте за так называемые «неуставные отношения», выражающиеся в неуважении к должностному лицу. Так было объявлено в приказе.

А проще говоря, Доктор покрыл новоиспеченного прапорщика, как говорится, всеми падежами, когда на второй день после получения «новых» сапог, от них в дождь отвалилась подошва. Те самые сапоги «с гнильцой» Доктору достались оттого, что ушлый каптерщик «заимствовал» новое обмундирование и обувь у курсантов, выдавая взамен бэушное. И в этот па-мятный день, прошлепав «разутыми» ногами по лужам, наш герой навестил «хозяйственного» прапора. Тот сидел на своем «складике», и, сопя носом от усердия, пришивал к своему мундиру вместо старых – старшинских – новые прапорские погоны со звездочками.

– Что, сволочь, ты, форменная, за воровство звездочки прапора заслужил? Что же это ты за сапоги мне выдал? Я же из-за тебя в дождь босиком по улице топал! – выпалил сгоряча Доктор сразу, что пришло на ум. «Сволочь форменная» вначале оторопел и от неожиданности как-то жалобно возопил:

– Какая же я сволочь? Что получил, то и выдаю.

Но тут же опомнился и немедленно побежал писать рапорт начальнику факультета. И в итоге, уже через неделю Доктор сидел на гарнизонной гауптвахте, считая себя пострадавшим за правду. Хотя, если разобраться, он еще с суворовских лет был несдержан на язык. За что и страдал довольно часто. Но то, что прощалось воспитаннику-суворовцу, не прошло даром слушателю академии. Хотя, немного поостыв, он долго клял себя за несдержанность, рассудив, что конечно погорячился, вместо того, чтобы написать на жуликоватого прапора рапорт. Но, все же, справедливость восторжествовала, и прапорщика того в скором времени с позором уволили. После того, как милиция задержала его на одном из московских рынков, куда он приехал в очередной раз с тремя парами новеньких сапог на продажу...

Ну, а когда новый каптерщик стал разбирать барахло своего предшественника, то был так ошарашен, что решил на всякий случай вызвать особиста. А то ведь за некоторые штучки, что оказались в прапорском хозяйстве, можно было и пострадать. И чего там только не было! Ну, разве, только что танка Т-34. Все остальное имелось в наличии: пара ржавых штыков времен первой мировой войны, ящик стреляных гильз вперемешку с поржавевшими, но еще не стреляными патронами, гнилые запалы от гранат. И даже немецкий Фауст патрон. Разумеется, не считая старых сапог, подметок, подковок, гвоздей, обмундирования вперемежку с кипами белья и даже продуктов – почти полный ящик тушенки и сгущенного молока.

И не только этого, но и многого другого – всего и не перечислить! Оказывается, на досуге каптерщик трудился поисковиком-копателем в каком-то военно-патриотическом обществе. Ну, и кое-что прихватывал непонятно для каких нужд. И все имущество это лежало вперемешку, как в котомках у нищих или прикроватных тумбочках у психбольных, с которыми Доктор общался, обучаясь на кафедре психиатрии в медицинском институте.

Таким же «хозяйственным» оказался и Прапор – сосед по даче, работавший в СНТ электриком. И, оказывая услуги местным дачникам по своей профессии, он часто получал в придачу к оплате всякую ненужную рухлядь. Все найденное, подаренное или оставшееся от разного рода работ, Прапор складировал в гараже, превратившимся из хранилища для автомобиля в хранилище для хлама. А свой старенький «Жигуль» давно ставил не в гараж и даже не у собственного забора, место у которого тоже был завалено разного рода хламом – от досок до ржавого металлопроката, а у соседских домов, создавая последним крайнее неудобство.

– Опять Плюшкин дорогу перекрыл, – вопила нередко очередная соседка, недовольная тем, что прапорские «Жигули» снова мешают проезду.

Прапор на эту ругань всегда обижался, толкуя, что, мол, не все же такие богатые, что могут позволить себе выбрасывать ценные вещи, которые еще пригодятся в хозяйстве.

И, в конце концов, оказывался прав, найдя в куче разного хлама необходимую запчасть, подходящую для ремонта соседского электрохозяйства. Вероятно, поэтому окружающие его терпели, несмотря на причиняемую тесноту и неудобства. Хотя регулярно просыпались в выходные часиков этак в семь утра, кроя Прапора всеми падежами, когда тот начинал стучать чем-то железным в своей мастерской в гараже.

Как уже читатель понял, Прапор был оформлен в «космическом» СНТ электриком официально. Но деньги за оказываемые услуги шли не в кассу товарищества, а в его карман. В общем, это был обычный типаж советского времени – завистливый, вороватый и жадный. И больше всего его снедала зависть к обеспеченным или в чем-то преуспевшим соседям. Эта зависть и подтолкнула его рассказать ту самую историю Доктору, как у него Прораб «умыкнул» с участка старый сруб. На этот сруб Прапор заглядывался все прошедшие годы, пока участок стоял непроданный, и представлял, как аккуратно разобрав его по бревнышку (а это он, будучи деревенским жителем, смог бы сделать в одиночку), поставил бы его на свой участок вместо старого подгнившего дома. Того самого, что много лет назад ему «задешево» сколотил Прораб за оказанные услуги по электромонтажным работам «под ключ» да еще с подключением дополнительной мощности в виде лишних киловатт. Которые были в товариществе в большом дефиците.

Ну, а когда прорабская халтура стала вылезать, как говорится изо всех щелей, перестраивать дом с «гнильцой» было уже поздно. С тех пор и грыз Прапора в груди злобный червячок, напоминая о том, какого дурака он свалял, связавшись с этим прохиндеем. А узнав, что тот «скоммунячил» (как говорили в советское время) докторский сруб и «толкнул его налево» за немалые деньги, он просто Прораба – своего давнишнего соседа возненавидел в душе, хотя и продолжал с ним «по-соседски» дружить.

Странная это была «дружба»: за целый день они могли и поругаться, и помириться несколько раз, иногда даже забыв о том, с чего все началось. Но одно было совершенно точно: все склоки начинались обычно с испорченного утром настроения Прапора после общения со своей сварливой женой, которая была к тому же еще немного не совсем в своем уме.